— Сдачи не надо.

Как ни в чём не бывало присаживается напротив меня, касаясь своими коленями моих. По коже бегут мурашки, а кончики ушей начинают гореть.

— Так почему ты ночами ездишь одна, Лиза?

Глава 20

POV Захар Одинцов.

Батин электорат был бы в диком восторге, если бы увидел мою персону, восседающую на продавленном кресле рейсового автобуса.

Судя по удивлённым глазам Лизы, она тоже не ожидала от меня действий. Только она не в курсе, что мы не всегда жили на широкую ногу. Лучше многих, да. Мы могли себе позволять покупки и поездки, но всё равно родители считали деньги. Это сейчас я оплачиваю пятёркой проезд, который стоит в сто раз меньше, и оставляю «на чай». Кто-то из моего круга общения принципиально настоял бы на сдаче, а кто-то бы одобрил мой поступок. Если есть возможность, почему не порадовать уставшую женщину с добрыми глазами?

Ну и шкурный интерес присутствует, не буду скрывать: мне хочется выглядеть в глазах девочки лучше, чем я есть на самом деле.

Неприятное открытие, но не первое.

— Так почему ты ночами ездишь одна, Лиза? — разворачиваюсь корпусом к ней и повторяю заданный ранее вопрос.

Я знаю ответ в общих чертах: матери нет особого дела до дочери, а отцом в их тандеме и не пахнет. Кто тот спермоноситель, оставивший ребенка странной женщине, тайна, покрытая мраком. Наши копнули, но ничего не нашли. Никаких следов.

Рожала не здесь, беременной никто не видел. Это наводит на определённые выводы, однако Елена, мать её, Радоевна очень не похожа на женщину, взявшую на воспитание ребёнка из детского дома.

Парни проверили все близлежащие приюты: глухо. Не поступала, не убывала.

Склонен предположить, что женщина скрывала свой позор, учитывая её странности. Секта, бл#дь!

В общем, я хочу просто растормошить Елизавету, услышать от неё рассказ, как она живёт. Живые эмоции, впечатления, интересы её хочу узнать, а не читать сухие факты биографии с пометками безопасников.

Хотеть хочу, а отдачи никакой. Ноль. Молчаливое рассматривание городского пейзажа, размытого из-за моросящего дождя.

Неужели заляпанное чужими руками стекло интереснее меня? Самолюбие больно царапает, и это неприятно ощущение толкает к действиям.

Я не просто теперь смотрю на Лизу. Я приобнимаю её, поражаясь тому, как идеально её тело прижимается к моему.

И пахнет от неё приятно. Неуловимо, без резкого химического шлейфа. Естественно. Впрочем, вся девчонка буквально фонит естественностью. И только убогие шмотки уродуют её красоту.

Есть те, кто в мешке выглядит звездой. Лиза Суворова к этой категории не относится. Она транслирует пожелание стать незаметной и окружающие её воспринимают таковой.

— Не хочешь говорить? Тогда я сам, — предупреждаю, чтобы отреагировала на звук, если на прикосновения реакции нет. Хотя как нет? Она напряжена каждой мышцей и сидит так, будто проглотила кол.

Болтаю обо всём. Забираю ерунду, пытаясь развеселить. В ход идут эпизоды из детства, студенческие вечеринки, наши забавы с братом.

Сейчас наше общение минимально, но все шалости отзываются внутри теплом.

— И вот этот засранец прячем за спиной руки и смотрит честными глазами на маму, — заканчиваю очередную байку про нашу вылазку в отцовский кабинет.

Мы тогда с Лёвкой перевернули допотопную чернильницу, залив стол, ковер, документы. До сих пор следы есть, вещи менять не стали, оставив на память. Мама у меня сентиментальна.

— И что дальше? — девчонка настолько внезапно включается, что я забываю напрочь, о чём была речь.

С трудом вспоминаю, танцуя победный танец внутри.

— Не ругалась, — морщу лоб. — Кажется, нас заставили отмывать следы преступления, потом отмывали уже нас, а потом ванную от отмывания нас после уборки.

Запутал, так запутал, но Лизе смешно, и я вместе с ней улыбаюсь.

— Моя бы не простила, — очень тихо, но чётко проговаривает девочка.

— Строгая?

— Справедливая, — с заминкой, но отклик есть.

«Ага, справедливая», — хочется высказаться, но мы же типа едва знакомы.

— Кем работает твоя мама?

Очередная закинутая удочка, и Лиза попадается.

Выслушиваю короткий экскурс в профессию учителя и все тяготы этого неблагодарного ремесла. Специфичные словечки и выражения так не идут молодой девушке, и так явно прослеживается воспитание матери, что охота перевести тему.

— А ты сама также думаешь? Ну, учитывая место учёбы, ты не так ненавидишь детей?

— Мама не ненавидит, нет! Она просто считает их распущенными. Ребёнок должен уметь слушать и слушаться, уважать старших. Это очень важно!

— То есть, ходить строем и по команде выполнять упражнения?

— Нуууу, да. Мама так считает. Ой, моя остановка!

Девчонка как будто пугается откровенности. Вскакивает и начинает мимо меня протискиваться к выходу, стараясь никак не соприкоснуться.

Поздно, если учесть, что моя рука почти всю дорогу пролежала на худеньком плечике. Плечом-то не назовёшь.

Встаю, прекратив попытки совершить невозможное. К дверям тоже иду неторопливо — до точки высадки минута минимум.

— Мама думает так, а ты? Ты сама, Лиза, что думаешь?

Окей, балл за выдержку Елизавете и минус у меня за нетерпение. Мне уже не для галочки, а реально интересно узнать её рассуждения.

В солнечном сплетении припекает и щекочет, нашёптывая. Мол, ни с кем из представительниц противоположного пола я не общался так долго платонически. Саба на своей волне, мама озабочена моим здоровьем больше, чем пространными беседами. А другие… одноразовые… С ними явно я пересекался не для такого плана орального удовольствия.

Пока я хмыкаю от выводов, автобус тормозит и очень неаккуратно. Меня бросает вперед, и я буквально впечатываюсь в Лизу. На инстинктах хватаю её за талию и прижимаю к себе. Если бы не рюкзак, мы бы слились в одну фигуру.

Выношу её, спрыгивая на асфальт. Не весит же ничего.

Но настроена воинственно. Стоит стопам ощутить твердую поверхность, начинает вырываться, отцепляя мои пальцы от себя. А мне… чёрт, мне хочется дольше не разжимать.

— Спасибо, что проводил, — оставив между нами не меньше метра, благодарит. — Дальше я сама.

— Я провожу, — настаиваю.

— Не надо. Пожалуйста. Мне… нельзя… — в глазах мольба и слёзы, которым противостоять не могу.

— До угла дома, — предлагаю компромисс. — Хочу убедиться, что ты в безопасности.

Договариваемся, что у торцевой стены прощаемся и синхронно прыгаем через лужи.

Лиза сопит, я наблюдаю.

— Я думаю, что с детьми нужно договариваться. И ещё думаю, их нельзя ругать, чтобы заслужить уважение. Страх, конечно, мотивирует, но он не поможет зародить любовь в детском сердечке.

Вникаю далеко не сразу. Сначала вовсе не понимаю, к чему это звучит.

— Спасибо. Дальше я сама. И, пожалуйста, если можно, не надо меня искать. Мне нужна эта работа…

Худенькая фигурка уже скрылась в тёмной парадке, а я перекатываюсь с пятки на носок, ища отгадку на брошенную фразу. Работе вроде не мешал. Что она имела в виду?

Идеально было бы спросить, но способов связи (официальных, естественно) у нас с Лизой нет. Зато есть другие связи.

В приложении такси меняю адрес ресторана на адрес Алиевой. Тачку заберу потом, сейчас есть дело поважнее.

Глава 21

POV Захар Одинцов.

Сабина открывает дверь после короткого звонка и складывает на груди руки, отчего короткий халат, накинутый на голое тело, приподнимается ещё выше. Стройные загорелые ноги приковывают мой взгляд, и я сглатываю, когда Алиева специально трёт одной ступнёй вторую.

— Я тебя не ждала, — тянет вместо приветствия.

А я тяну её в прихожую, наступая. Захлопываю дверь и тут же прижимаю Сабину к стене, не давая ей возможности отступления.

— И я не ждал. Как видишь, я здесь.

Она смеётся, запрокинув голову, а я прикрываю глаза, потому что её смех чересчур громкий.